Директор школы по своим служебным делам поехал верхом в Южно-Сухокумск. Недалеко от города увидел, как по встречной полосе едет на велосипеде девочка лет пятнадцати. И в это время его обогнала полицейская машина. Обгоняя, полицейские выехали далеко на встречную полосу и сбили девочку. Машина сначала остановилась, двое полицейских, пошатываясь, вышли, посмотрели на нее, на велосипед, переднее колесо которого они переехали, снова сели в машину и поехали дальше. Судя по движениям полицейских и по тому, как, виляя, ехала машина, они были сильно пьяны. Роберт Ильханович хотел оказать девочке помощь, но она уже не подавала признаков жизни. Тогда он позвонил в полицию, сообщил о случившемся. Полиция вскоре приехала. Арсланбекова заставили написать заявление, после чего он отправился в Южно-Сухокумск, где собирался пробыть три дня. А уже на следующий день ему позвонили из полиции. Человек представился подполковником – фамилию директор школы не расслышал – и в категоричной форме потребовал, чтобы Арсланбеков забрал свое заявление и забыл о случившемся. Он, естественно, отказался, поехал в прокуратуру и оставил заявление еще и там.

На следующее же утро Роберту Ильхановичу из школы позвонила завуч и сообщила, что на рассвете в школу заявилась местная полиция, вскрыла директорский кабинет и провела там обыск. В сейфе нашли расфасованный по дозам героин и марихуану и сказали, что директор обвиняется в распространении наркотиков среди школьников. Якобы трое школьников уже дали на директора показания. Правда, в материалах дела, заведенного на Арсланбекова, таких показаний обнаружить не удалось, хотя заявления были зарегистрированы как полагается, но сами они куда-то исчезли из материалов дела. Повторно заявления полицейские не брали, поскольку на директора уже было заведено другое дело, гораздо более серьезное.

– А почему дети писали заявления? – спросил капитан, ткнув пальцем в строчку на мониторе. – Их должны писать родители.

– Не могу знать, товарищ капитан, – ответил подполковник. – Кажется, после четырнадцати лет дети сами отвечают за свои поступки. Возможно, им было больше четырнадцати.

– Все равно меня этот факт смущает. Как и все, кстати, остальное…

– А вот остальное ты уже смотри сам. Там все практически повторяется, словно из одного источника собрано, но внутри каждого материала мнения самые противоположные. Крайние, я бы сказал, от восторженных до обвинительных. Я материалы этой папки собирал и сортировал, знаю их, кажется, наизусть. – Подполковник освободил место за компьютером капитану и добавил: – Здесь все возможные досье, которые можно было добыть. И досье, и характеристики…

Просмотр материалов занял у капитана Чанышева минут сорок. Хотя подполковник Разумовский и предупредил, что все досье повторяют друг друга, тем не менее капитан прочитал все. И надолго задумался.

– Что соображаешь, Валерий Николаевич? – спросил майор Стаканко.

– Мысли возникают о неблагодарности нашей работы.

– Родственным уважением пропитался к потомку Чингисхана? Может, вы и правда родственники?

– А кто сейчас может это сказать?

– Ладно. Если уважаешь, уважай. Врага надо уважать. Тогда про осторожность не забудешь.

– Есть такое дело – уважение. Но совсем, впрочем, не родственное. Просто я думаю, что наказывать надо тех, кто из вполне нормальных, даже хороших людей делает бандитов. В моем скромном понимании мурза Арсланбеков как человек гораздо лучше тех, кто заставил его взяться за оружие.

– А националистическая сторона его натуры тебя не настораживает?

Чанышев над ответом долго не задумывался. Видимо, этот вопрос он сам себе много раз задавал.

– Нисколько. Если человек болеет душой за свой народ, если любит его, он в состоянии и другие народы уважать. А когда человек не любит свой народ, свою страну и свои традиции, он никого не уважает. Я многих душевных космополитов знал. Все говорили о том, как хорошо на Западе и как плохо у нас. Помотались на Западе и вернулись. Туда уже не рвутся. Почему все наши правозащитники и правозащитницы, которые нам в пример нравственности грязную Европу приводят или Америку, – почему они сами там не живут? А они там не нужны. Им не за это платят. Им платят, чтобы они здесь умы возбуждали. И находятся до сих пор такие дураки, которые им верят. Не так много, как раньше, но находятся. И потому я за здоровый национализм в хороших его проявлениях. Сразу уточню. Когда какие-то бритоголовые мальчики бьют дворников из Средней Азии, это не здоровое проявление. Но когда требуют от правительства навести порядок с миграцией, здесь я полностью согласен с националистами. А таких националистов, как Арсланбеков, надо в пример другим ставить. В Ногайском районе Дагестана не только ногайцы живут, но Роберт Ильханович не заставляет их уехать из района. Вот трех полицейских заставил. Двоих перевели в соседние районы, третьего не переводили, сам из полиции уволился и уехал. Я понимаю ситуацию так, что он просто борется с полицейским беспределом в своем районе. Район национальный, а полиция дагестанская. И разница менталитетов создает конфликтную ситуацию.

– Хорошенькое у тебя настроение, когда тебе поставлена боевая задача. Как выполнять с таким настроением будешь? Армия должна быть вне политики. Это основополагающий принцип армии. Только при этом условии государство может твердо стоять на ногах.

– Я разве пропагандирую оппозиционные взгляды? – удивился Чанышев, вставая из-за компьютера. – Может быть, я не так свои мысли выразил. Когда нам на задание выезжать, товарищ майор?

– Завтра с утра. Базироваться будете под Кизляром. Я уже договорился, вам выделят часть казармы. Места там хватит на четыре взвода, так что не в тесноте будете. От Кизляра до Терекли-Мектеб – семьдесят пять километров по дороге. Если получится расположиться ближе, я возражать не буду. Я созванивался с местными властями. Есть возможность остановиться на неработающей ветеринарной станции, это в два раза ближе. Там есть и жилой дом. Хозяин недавно умер, а сын его куда-то уехал. По слухам, к родственникам на Ямал. Там будет потеснее, но все равно поместитесь. Не на курорте.

– Я бы предпочел ветеринарную станцию.

– Тогда поезжай сначала туда, посмотри. Может, там уже и жить невозможно.

– А комбат куда вышел?

– На узел связи его пригласили. Разговаривает с кем-то по телефону ЗАС [10] .

– Ладно. С ним и решим, куда лучше ехать. Не помешаю, товарищ майор, если здесь подожду? А то разминуться боюсь.

– А мне что, жди, если хлеба с водкой просить не будешь.

Долго ждать, однако, не пришлось. Подполковник Разумовский оказался легким на помине. Выглядел он озабоченным.

– О чем рассуждаете?

– Размышляем, куда сначала ехать, в Кизляр или на ветстанцию.

– Нас только что в Махачкалу пригласили.

– А там что делать? – спросил начальник штаба.

– Пару часов назад у здания МВД Дагестана был взорван в своей машине вместе с водителем командир полицейского спецназа республики полковник Агададашев. В машину уже после взрыва кто-то подсунул портрет Чингисхана. Тот самый, который всегда оставляет после себя мурза Арсланбеков. Так вот. При взрыве пострадали одиннадцать человек. Трое полицейских на крыльце министерства и восемь прохожих. А еще недавно кто-то утверждал, что Арсланбеков не террорист…

– И что это было? Почему именно этот полковник? – спросил Чанышев.

– На днях на совещании в министерстве, посвященном как раз поимке Роберта Ильхановича, полковник Агададашев во всеуслышание заявил, что устроит ловушку и выманит Арсланбекова. Он ничего особенного не делал, просто оказывал психологическое давление на семью – каждую ночь запускал машины и мотоциклы, которые делали круги вокруг дома Арсланбековых. На днях пропала одна такая машина и с ней два полицейских спецназовца. Найти их пока не удалось. Ни людей, ни машину. Так что, возможно, Арсланбеков теперь и транспорт заимел. Но это для него дополнительная сложность. Так его легче будет найти…